Храм Влюбленных посетил вампир. И судя по тому, как быстро ночной гость поменял форму, был он из высших…

– За что?! – вдруг зло выкрикнул брюнет. Ночные посещения храма не одобрялись даже в лояльном Ире, других посетителей здесь не было, а потому он мог не бояться, что кто-то услышит его. – Влюбленные, за что?! – Он вдруг вскинул голову, в упор уставившись на статую богов, стоящую в центре храма. – Почему она?!

Перепуганный Миар сжался в уголке на своей лавке, боясь не то что пошевелиться, – вздохнуть лишний раз. Хоть в обязанности служки и входил сбор подаяния для нужд храма, беспокоить такого молящегося десятилетнему мальчишке совсем не хотелось.

– Почему она, Влюбленные?! – Голос вампира дрогнул. – Ей было всего два года! В чем она провинилась перед вами?!

Мраморная статуя, изображавшая крылатых мужчину и женщину, слившихся в поцелуе, молчала, но странный посетитель и не ждал ответа…

– Если это из-за моих грехов, то почему погибла именно она?! В чем провинилась Дари?! Что она могла сделать против вашего имени?! Она была ребенком! Она не совершила еще ничего! Или это из-за меня?! Из-за того, что я вампир?! Но ведь вы сами создали нас такими! Мы все ваши дети! Так гласит Святая Книга! – в его голосе зазвучала боль.

У сидевшего неудобно Миара затекла спина. Ребенок осторожно пошевелился, стараясь не шуметь, не привлекать внимания – вряд ли вампир обрадуется, узнав о нечаянном наблюдателе, – на миг отвел взгляд от безутешного молящегося, а когда вновь повернул голову… почувствовал железную хватку на своем горле.

– Кто ты?! – В черных глазах вампира светилось безумие.

– Я… Я просто служка! Я ничего не слышал, честное слово! – Миар вдруг очень отчетливо понял, что сейчас умрет. Упырю достаточно чуть сильнее сжать пальцы, и он попросту сломает позвоночник незадачливому инкубу. – Я ничего не знаю! Пожалуйста, не убивайте меня! – Подросток буквально физически чувствовал страх. Казалось, ужас черным туманом сочится сквозь стены, обволакивает помещения храма, уничтожает всякую возможность шевелиться, сопротивляться.

Вампир прищурился:

– Служка? Молиться умеешь?

– Д-да…

Хватка чуть ослабла, а в следующий миг Миара буквально швырнули к подножию статуи богов:

– Тогда молись.

– О чем?! – Какой-то острый угол упирался прямо в спину, но инкубу было не до этого.

– О том, чтобы тебя услышали и ответили. Иначе я проверю: может, твоя кровь понравится им больше, чем твои слова.

Мальчишка медленно встал и, повернувшись спиной к вампиру, опустился на колени перед статуей. Выбора у него не было.

Так горячо Миар не молился никогда. Заученные слова, ставшие еще с год назад банальными и бессмысленными фразами, обрели новый смысл и глубину – особенно сейчас, когда за плечом стояла смерть.

Вампир, находившийся в нескольких шагах от служки, даже не скрывал своего скепсиса. Он уже был готов убивать, и подросток чувствовал это, сейчас просто тянул время, играя с Миаром, как кошка с мышкой.

Смолкли последние звуки, и на молящегося навалилась какая-то усталость. Он ведь не был священником, не мог правильно воззвать к богам, а значит, сейчас…

Мальчик поднялся с колен, бессмысленно провел ладонями по серому балахону, стряхивая невидимую пыль, и повернулся к вампиру. К своей смерти.

По губам упыря скользнула злая усмешка, мужчина шагнул вперед, а у Миара вдруг подкосились ноги…

Все, что было потом, инкуб видел будто со стороны. Не мог ни телом своим управлять, ни слова молвить…

За его спиной развернулись огромные, коснувшиеся противоположных стен полупрозрачные крылья. Служка вскинул голову и, в упор глянув на ночного гостя неестественно голубыми глазами, тихо спросил:

– Ты действительно хочешь узнать ответ на свой вопрос, Иштван?

Мужчина словно и не удивился происходящему, подался вперед, и в голосе его зазвучали тоска и боль:

– Почему она, Влюбленный?! Почему она?! – Пламя свечей отражалось на иссиня-черных волосах, а он вновь и вновь повторял одно и то же: – Почему Дари погибла?! Почему я не смог помочь ей?! В чем она провинилась перед вами?! Почему я не смог ее спасти?!

Воплощение Влюбленного улыбнулось одними губами:

– Только ее? А как же Алэра? Она ведь была вместе с дочерью…

Он вернулся в замок перед самым рассветом. Рухнул в кресло в кабинете, сорвал с шеи уже ненужную повязку, покрытую бурыми пятнами засохшей крови, – рана, нанесенная шурином, и не думала заживать – и закрыл лицо руками… Разговор в храме не принес никакого облегчения. Конечно, отправляясь туда, он и сам не верил, что Влюбленные ответят на его вопросы, но теперь, после бессмысленных слов: «Это твой путь, и ты должен его пройти», – легче не стало. Он и сам не знал, как ему удалось уйти из храма, оставив в живых этого мальчишку… Но ведь смог. Впрочем, стоило ли хвалить себя за это или, наоборот, ругать – он не знал.

А все равно память услужливо напоминала: был отпущен целый месяц. Ты мог! Мог спасти Дари. И не спас…

Оставив перепуганного служку молиться своим богам, граф еще какое-то время бездумно бродил по городу… Напугал пару грабителей, решивших пощипать богатея… Другими словами, попросту убивал время.

Сейчас, в замке, когда до рассвета оставалось всего полчаса, вампир сидел, бездумно уставившись в стену и крутя в руке снятый с запястья уже ненужный обручальный браслет и даже не пытаясь задернуть шторы. В голове крутилась фраза из Святой Книги: «Все мы – дети Ваши, и судьба каждого в руце Вашей»… Но облегчения это не приносило никакого.

Вампир уже хотел швырнуть браслет на стол – вдовцы могут и не носить это напоминание о браке, – но почему-то передумал и спрятал за пазуху.

Сквозь стену просочилась полупрозрачная фигура. Склонила голову в поклоне:

– Милорд, – и повернулась к окну.

Призрак повел ладонью, и тяжелые ставни медленно начали сами собой закрываться: посмертие давало свои преимущества.

– Не надо, Брайн, – покачал головой граф. – Оставь как есть.

Дворецкий удивленно покосился на него:

– Простите, милорд?

– Оставь как есть! – повысил голос Иштван.

Привидение удивленно нахмурилось:

– Боюсь, я не понимаю вас, милорд. Без этого в комнату проникнет солнце.

– Я не спас ее, Брайн. – Иштван поднял голову. – Дари погибла, Брайн!

Всего несколько часов назад Брайн был вместе с графом там, где вершилась его судьба, сам видел все происходящее, но промолчать сейчас иль Сангра-и-Микелта не мог.

Слуга отвел взгляд:

– Мне очень жаль, милорд.

Ставни продолжили закрываться.

– Оставь, я сказал! – рявкнул верховный.

– Милорд?

– Я не хочу жить, Брайн, – горько обронил мужчина. – Не закрывай окно.

За прошедший месяц в замке Хэнедоара мало что изменилось. Из слуг практически никто не выжил, а граф отпустил в Чертоги всех и, несмотря на недвусмысленные намеки дворецкого, заниматься наймом или обращением новых не собирался.

Брайн не справлялся. Призрак мог, конечно, разогнать пауков, стереть пыль, пересмотреть белье, в конце концов, но замку требовалось множество рук: надо было поставить выбитые слюдяные стекла, отремонтировать двери, отскоблить застаревшие пятна с деревянного пола.

В повисшей тишине было слышно, как ветер гудит в каминной трубе, завывает, заглядывая в выбитые окна…

Призрак на мгновение задумался, а потом решительно шагнул вперед:

– Уделите мне один час, милорд?

Иштван, погруженный в свои невеселые мысли, вначале не понял:

– В смысле?

– В Чертоги Влюбленных не вхожи самоубийцы, а солнце взойдет и завтра, милорд, – вкрадчиво протянул призрачный дворецкий. – Я всего лишь прошу уделить мне час вашего времени.

Где-то в удалении скрипнула дверь, противно зазвенела уроненная и разбившаяся ваза. Дворецкий поморщился, но промолчал, ожидая ответа хозяина.

Высший кивнул:

– Хорошо. Что ты хочешь?

Брайн щелчком пальцев захлопнул ставни, потом так же быстро закрыл окно и задернул шторы и лишь после этого повернулся к хозяину: